Появился повод, коль скоро «дно» очередного промышленного спада статистически достигнуто, еще раз поразмышлять о том, откуда взялся современный российский кризис и каковы будут его ближайшие и долгосрочные последствия.
Две волны
По расчетам специалистов Института экономического анализа получается, что за последние полтора года российская промышленность испытала на себе не одну, а сразу две волны экономического кризиса. Первая, короткая и неглубокая, имела место в январе-марте 2008 года, вторая – глубокая и стремительная, началась в июле 2008 года и приостановила свое движение в феврале этого года. Однако, как уточняют экономисты, эти две волны спада все же следует считать «одним кризисом», поскольку полного восстановления докризисных объемов производства в период промежуточного оживления не произошло.
Примерно в этом же духе рассуждает и директор Института информационного развития ГУ-ВШЭ Владимир Бессонов. В интервью журналу «Эксперт» он также выделил две волны кризиса, но не две короткие, а одну короткую и одну длинную. Короткая волна спада совпала с мировым кризисом, и те отрасли российской промышленности, которые были затронуты исключительно этим стремительным спадом, в настоящее время начинают благополучно «отскакивать». Иное дело – длинная волна кризиса, начавшаяся в январе 2008 года. Все отрасли, что оказались вовлеченными в эту волну стагнации, продолжают неуклонно стагнировать.
Кто виноват?
Из всего этого следует крайне неприятный вывод: современный российский экономический кризис, если взять за основу его «длинное изменение», является по преимуществу эндогенным, то есть имеет внутреннее, сугубо «отечественное» происхождение. Иначе говоря, общепринятая версия, согласно которой кризисная «зараза» занесена в российскую экономику исключительно извне, статистически не подтверждается. И не случись мировая финансовая катастрофа, российская экономика все равно бы обвалилась.
С последним тезисом можно согласиться, но с одной лишь оговоркой: любой современный кризис, если мы говорим о кризисе «экономическом», является одновременно эндогенным, и экзогенным. В ином случае само понятие «мировая экономика» было бы чисто географическим. Однако, настаивать на том, что Федеральная резервная система США в нашем российском «кризисном» случае как бы и «невиноватая», как это делает директор Института экономического анализа Андрей Илларионов, не следовало бы. Доллары для россиян и поныне такие же эндогенные деньги, как и рубли, но создает их для россиян вовсе не Алексей Кудрин.
Куда более важным представляется другое неприятное наблюдение Андрея Илларионова: по его расчетам получатся, что в результате кризиса доля «сырьевых» отраслей в структуре российской экономики уже увеличилась на 10%, и это увеличение – тенденция. Но это как раз и доказывает, что ценовая структура российской экономики хронически зависима от колебаний мировой финансовой конъюнктуры. И, прежде всего это касается относительных цен так называемых «активов», и недвижимости – в том числе.
Понять кризис
Задача экономистов должна состоять не в том, чтобы «измерить» кризис, а в том, чтобы его «понять». Измерить можно исключительно прошлое, и тот факт, что кривая кризиса имеет, допустим, W-образную форму, еще ничего не объясняет, и тем более не позволяет достоверно судить о том, какую именно форму, V-,U- или L-образную примет кривая экономики в неопределенном будущем. Лишь одно достоверно: причиной современного экономического кризиса является предшествующий ему подъем. И если это верно, то нельзя объяснить траекторию кризиса, не поняв того, из чего он собственно вырос.
Экономические модели, основанные на так называемой теории рыночного равновесия, имеют одно характерное свойство: создавая видимость объяснения движения рыночной конъюнктуры, они успокаивают тех, кому очень хочется видеть в этом движении правильное «циклическое» начало. Но при этом в виду необратимости событий причинные связи незаметно подменяются функциональными отношениями, в которых то событие, что случилось «раньше», трактуется как «причина», а то, что позже – как «следствие».
Недавно зампред Банка России Алексей Улюкаев публично назвал уже утраченное мировое экономическое благополучие 2000-08 годов «аномалией», и по его логике именно этот период и следует рассматривать как «кризис». Мысль понятная, но и она – всего лишь метафора. Если докризисное развитие – аномалия, то тогда почему мы должны рассматривать в качестве «точки» перехода в новый экономический цикл момент достижения «докризисного уровня»? Не проще будет отказаться от пресловутой «теории цикла» и просто понять, каким образом эта аномалия стала возможной, и как следствие, выявить ее реальные альтернативы.
